Просто рассказ...

[Kapitanka]

Не мой, моего знакомого (пусть он меня простит). Ванька - парень талантливый, пусть у него читателей прибавится. Если удастся что-то новенькое у него выпросить - выложу (если "Эльза" понравится)



Безобразная Эльза



Александр Васильевич Винков нервными шагами мерил кухню «хрущевки». За столом, понурив голову, сидела его беременная жена Любаша. Александр Васильевич, наконец, остановился, взял табурет и тоже сел за стол.

- И что сказали врачи на этом самом УЗИ?

- Что-что… - Любаша вздохнула. – В целом развитие нормальное, но примерно между лопаток – костно-хрящевое образование. Сказали прийти завтра.

- Завтра? – Александр Васильевич вздрогнул. – Значит, уезжать надо сегодня.

- Куда уезжать? – Любаша опешила.

- Я знаю, где нас примут.

Любашины глаза сузились, а губы побелели от злобы:

- Ты же говорил, что только у мужчин. И то, если совпадут рецессивные гены. А у меня девочка. Девочка! Девочка!!! И все равно у нее ЭТО. Зачем я только за тебя замуж вышла?

Любаша всердцах ударила кулачком по столу. Александр Васильевич рефлекторно отодвинулся. Лицо приобрела каменное выражение, и он устало выдохнул:

- Не знаю.

Любаша посмотрела на мгновенно изменившегося мужа. Из глаз брызнули слезы.

- Ну, прости меня, дуру, прости, - Любаша бросилась на шею Винкову. – Прости, Саша! Сама не знаю, что мелю. Просто я боюсь. Очень боюсь.

Винков погладил жену по голове.

- Не бойся ничего. И правильно сделала, что на УЗИ сходила. Представь, если б ты рожала в роддоме, а мы ничего бы не знали.

Любаша поцеловала мужа в мочку уха и тихонько прошептала:

- А я тебя люблю.

Александр Васильевич еще крепче обнял жену. А на его спине шевельнулся обтянутый пиджаком горб.



Ночью 17 июля, на хуторе Салымив удел, в хате старого бобыля Никанора Максимовича раздался крик новорожденной. Из спальни вышел Максимыч, взявший на себя роль повитухи.

- Ну, что? – Винков схватил старика за руку. В глазах, красных от бессонницы, мелькали, чередуясь, радость и тревога. Максимыч улыбнулся, что случалось с ним не часто.

Через полчаса, когда малютка поела и уснула, над ее колыбелью склонились три головы.

- Елизаветой назовем, - сказала уставшая, но гордая мама Люба. – И никаких возражений! А теперь мне надо хоть немного поспать.

«Дочь! Моя Дочь!» - стучало в голове Александра Васильевича. Не зная, как выразить свой восторг, он выбежал во двор и сорвал рубашку. Его горб расправился и оказался двумя белыми крылами. Винков взмахнул или и взмыл ввысь. «Дочь! И тоже крылатая!» Огоньки хутора остались далеко внизу. И открылось небо. И звезды шептали: «Дочь. Крылатая дочь».



Но время шло. И отрезвляло. Лизе надо было ходить в школу. Пришлось снова переехать в город. И снова прятать крылья под одежду. Люди не были готовы видеть рядом с собой крылатых родственников. Хотя уже минули средние века, когда крылатое «отродье дьявола» убивали еще в колыбели. Сейчас существовала опасность другого рода – провести всю жизнь в спецлабораториях. И обречь на такое же существование своих родственников. Дядя Винкова Глеб Славин, его жена, отец и оба сына сгинули в 1971 в коридорах какого-то таинственного НИИ. Сам Винков чудом спасся благодаря поддельному паспорту и помощи крылатых с Урала. С тех пор он носил фамилию своих спасителей. Потому Винков и выкрал из женской консультации карточку Любаши в ночь бегства на хутор Максимыча.

Иметь горб – это меньшее зло, чем иметь крылья. Но для девушки… К шестнадцати годам за Лизой Винковой прочно закрепилось школьное прозвище Безобразная Эльза. Хотя, если убрать уродливо топорщащий школьную форму горб, Лиза была мила. Тяжелые локоны темно-русых волос подчеркивали глубину больших голубых глаз с длинными шелковыми ресницами. Тонкий, чуть вздернутый нос, мягкие линии подбородка – вылитая Любаша 16 лет назад. Вот только губы… Они были постоянно сжаты, а по бокам легли скорбные морщины. И скованность движений. И озера глаз, смотрящие в землю. Чтоб не видеть взглядов. Насмешливых или сочувственных, но одинаково ранящих.

Елизавета ненавидела лето, когда все ходили на пляж и носили легкую одежду. Елизавета ненавидела свои крылья и все, что связано с полетом: самолеты, ракеты, дельтапланы и даже птиц. Сама она так ни разу и не попробовала взлететь. По утрам Эльза стягивала крылья эластичными бинтами так, что трудно было дышать. Выпадали белые крылья, деформировались кости, но горб был все равно виден. А еще Эльза ненавидела отца. За похожесть. За гены крылатости.

Александр Васильевич работал монтажником высотных конструкций. Работник он был незаменимый по причине полного отсутствия боязни высоты. Платили хорошо. Винков еще с юности увлекался живописью. И вот его полотна попались на глаза критику Карелину. Оказалось, что Винков «талантлив до гениальности». Выставка в Днепропетровске, потом в Киеве. Александр Васильевич стал модным художником. Деньги потекли серьезные. Но работы высотника Винков не бросил. Там, наверху, с ним всегда было ощущение полета. Там он черпал свое вдохновение.

Как-то раз Эльза подошла к отцу, приехавшему с очередной презентации, когда он еще не успел разуться.

- Па, послушай.

Винков вздрогнул – дочь не разговаривала с ним почти полгода.

- А ты бы дал мне денег на операцию?

- Какую еще операцию? Что с тобой?

- Еще спрашиваешь?! Разве нельзя ампутировать как-нибудь эти чертовы крылья?

- Никак. Если бы это был горб – еще ладно. А так… Связки… Мышцы…

Эльза как-то странно улыбнулась. Затем резко развернулась и пошла в свою комнату.

Любаша, выбежавшая встречать мужа, видела всю сцену. Она заперлась в ванной, включила воду и проплакала весь вечер.

С этого дня у Эльзы появилась мечта – чтоб вместо крыльев у нее был горб.



Когда Эльза училась на последнем курсе биофака, Александр Васильевич погиб. Он сорвался, когда варил какой-то каркас на тридцать шестом этаже. Ирония? Наверное – он работал в спецовке и во время падения не успел ее снять, чтоб освободить крылья.

На похороны Эльза не пришла. Зато на следующий день она просто светилась от счастья – ее крылья, ее ненавистные, мерзкие, уродливые крылья превратились в горб.

Настоящий горб!